Как только восстановлю здоровье, отправлюсь на передовую

Евгений Петренко из Псебая сражался с укронацистами. Дважды контужен, но по-прежнему считает своим долгом вернуться в строй.

До начала спецоперации Евгений трудился в строительной сфере. Месяц он смотрел новости по телевизору и в интернете. Больше отсиживаться дома, когда там умирают наши солдаты, у него не получилось.

— У меня есть армейский опыт: я сержант запаса, был заместителем командира взвода, — рассказывает Евгений.

— Стал искать варианты, как попасть в зону боевых действий. Собирался поехать через Донецкую Республику. Нашёл контакты разведывательного батальона «Спарта» и вышел с ними на связь. Они сказали: «Приезжайте до границы, позвоните, мы вас встретим и сделаем пропуск». Я договорился с ними, но тут мне позвонил доброволец, с которым я познакомился, пока искал пути на фронт. Оказалось, что он уже подписал контракт со 131-й мотострелковой бригадой, которая стоит в Буйнакске, и посоветовал мне примкнуть к ним.

На следующий день Евгений поехал в военкомат и попросил направление в 131-ю мотострелковую бригаду. Выяснилось, что направлений они не выдают, нужно ехать в Буйнакск, чтобы оттуда сделали запрос. Длиться это могло долго, к тому же на подписание контракта ушло бы больше месяца.

В военкомате ему предложили более быстрый вариант: в начале апреля начали отправлять добровольцев через боевой армейский резерв. Евгения это устроило. Ему вообще было без разницы, как попасть на Украину.

Утром 7 апреля его и ещё шестерых добровольцев повезли в военный комиссариат края. Оттуда отправили в Новочеркасск на формирование. Евгений попал в десантно-штурмовой батальон отряда «Барс-5». Его назначили водителем разведки и выдали машину.

10 апреля батальон двинулся в путь. Через три дня бойцы пересекли границу и колонной дошли до города Изюм. Вскоре поступил приказ взять село Долгенькое. Евгения с разведкой отправили первым.

— Мы отъехали два километра от села Сулиговка, — рассказывает он. — Там в небольшом карьере я спрятал грузовик «Урал» с боеприпасами. Пока разведывали позиции, всё было тихо. В обед подошли наши войска, стали выгружаться в поле и начался интенсивный артобстрел со стороны противника. С первым же прилётом они уничтожили нашу бронемашину. Буквально третий снаряд накрыл меня, как в фильме, присыпало земелькой. Тогда не понимал, что контузило, хотя сильно болела голова. Спрятаться в лесополосе у меня не получилось, не мог бросить свою машину. Артобстрел длился пять часов. Нацисты стреляли со всех калибров, да так, что разрывалось всё вокруг. Когда грохот немного стих, командир приказал мне убрать машину. А она стояла в поле. Стало страшно, но ничего не поделаешь. Сел в грузовик и вырвался из-под обстрела.

На следующий день головная боль не прекращалась. Боец пил таблетки одну за другой, ничего не помогало. Вновь начался сильный обстрел. При каждом попадании снаряда рядом у него путалось сознание, начинались тошнота и рвота. Санинструктор, увидев это, сказал: «Отвоевался, у тебя контузия».

Ещё два дня Петренко охранял штаб и только потом его повезли в военный госпиталь. Евгений и ещё один контуженный солдат сидели сверху на бронемашине и держали носилки с бойцом, чтобы тот не слетел. В самой машине ехали трое мужчин, тяжело раненных в ноги. Одного из них не удалось довезти до госпиталя, он умер по дороге.

Потом на вертолёте их перевезли в Белгород, оттуда — в Москву. Месяц Евгений провёл в больницах и госпиталях. Ему поставили диагноз «контузия средней тяжести». Врачи лечили бойца и порекомендовали пройти реабилитацию не менее полугода.

Когда Петренко прибыл в военкомат, ему сообщили, что во время осеннего призыва нужно будет пройти медкомиссию, чтобы проверить состояние и установить годность для дальнейшей службы.

— Вскоре я узнал, что мои друзья из Псебая и Мостовского собрались ехать в составе особого казачьего отряда в зону боевых действий, — продолжает Евгений. — Собрались мы пообщаться. Ребята начали рассуждать о спецоперации. Я слушал их и понимал, что они даже не представляют себе, куда едут и что там происходит. Решил поехать с ними. Я потомственный казак, но в хуторском обществе не состоял. Приняли меня в казачество. 9 июля поехали мы в Молькино. Там две недели нас готовили как противодиверсионную группу. Меня назначили командиром взвода особого казачьего отряда «Кубань» и выбрали походным атаманом.

Через две недели казаков направили в Ростовскую область и приписали к отряду «Барс-16». Там бойцы получили оружие, прошли дополнительно подготовку и 29 июля двинулись в зону боевых действий. В Донецкой области, недалеко от города Красный Лиман, казаки оказались между российскими и украинскими войсками. Они вели наблюдение за обстановкой, выявляли диверсантов и скрытые позиции. Полтора месяца шли перестрелки: были стычки с диверсантами, нападали поляки-наёмники.

Туда приезжал военный журналист Семён Пегов. Он снимал репортаж о боях на подступах к Красному Лиману и о храбрых казаках.

По нашим позициям враги били из американских гаубиц М-777, из ракетного комплекса «Хаймарс», из польских беззвучных миномётов, даже кассетными боеприпасами из реактивной системы залпового огня «Ураган».

2 сентября атаман Петренко находился в командном пункте, который обустроили в подвале под гаражом. При очередном артобстреле рядом с ним взорвались три снаряда и его повторно контузило. Бойцы эвакуировали командира, и вновь он оказался в госпитале.

— Как обстояли дела с питанием и обмундированием?

— В первую поездку экипировка была максимальная. А вот во вторую — ужасная. Бронежилеты мы получили инкассаторские, стальной шлем каски был обтянут тканью. Разгрузочные жилеты, приборы ночного видения не выдали. На взвод у нас было три наблюдательных пункта, ни у одного не было тепловизора. Нам дали один ночной прибор — оптику на снайперскую винтовку, и всё.

Что касается питания, то и с ним хватало проблем. Когда сменили командира роты, нам привезли соки, конфеты, сгущённое молоко, кофе и даже лимоны. Позже выяснилось, что эти продукты мы недополучали, так как они шли в местные магазины.

— Удавалось ли связываться с близкими?

— Да, но на взвод должно быть не более двух телефонов. Если от одного дома идёт пару сигналов, противник может подумать, что звонит кто-то из местных жителей. А если он ловит большее количество сигналов, значит, засели россияне. Мы выезжали звонить подальше от места дислокации, чтобы не засветиться. И обязательно должна быть украинская сим-карта, только российскую вставишь — жди прилёта.

Во время моей первой командировки произошёл трагический случай: пять водителей решили позвонить домой, вставили российскую сим-карту. Снарядом убило всех и подорвало четыре машины.

— Что планируете делать в дальнейшем?

— Давно бы уже вернулся в строй, но нужно подлечиться. Как только восстановлю здоровье, опять отправлюсь на передовую. Когда у тебя есть военный опыт, сложно сидеть дома и ждать победы. После боевых действий жить нормальной жизнью уже не получается. Раздражает постоянное нытьё людей, они всем недовольны, капризничают. Не понимаю их. Помню, как месяц жил в подвале и считал за счастье выпить чистой воды.

Об этом и о том, как самоотверженно сражаются наши герои — казаки Майкопского отдела, я сейчас рассказываю школьникам на уроках мужества, чтобы дети знали правду и равнялись на истинных патриотов. Для меня пример — дед и прадед. Они храбро воевали в годы ВОВ. Дед был награждён медалью «За отвагу», а прадед — орденом Красной Звезды. Наши предки одержали верх над злом, и мы не будем терпимы к тем, кто предал их подвиг.

Виола Крапивина. Фото предоставлено Евгением Петренко.